Оперов ничего не сказал мне, но на
следующих лекциях не здоровался со мной первый, не подавал своей дощечки, не разговаривал, и когда я садился на место, то он, бочком пригнув голову на палец от тетрадей, делал, как будто вглядывался в них.
На
следующих лекциях я уже не чувствовал так сильно одиночества, познакомился со многими, жал руки, разговаривал, но между мной и товарищами настоящего сближения все-таки не делалось отчего-то, и еще часто мне случалось в душе грустить и притворяться.
Неточные совпадения
Голицын был удивительный человек, он долго не мог привыкнуть к тому беспорядку, что когда профессор болен, то и
лекции нет; он думал, что
следующий по очереди должен был его заменять, так что отцу Терновскому пришлось бы иной раз читать в клинике о женских болезнях, а акушеру Рихтеру — толковать бессеменное зачатие.
Вихров на
следующую же
лекцию принес ему свою повесть «Чугунное кольцо».
Когда Степан Трофимович кончил и, уходя, объявил ученице, что в
следующий раз приступит к разбору «Слова о полку Игореве», Варвара Петровна вдруг встала и объявила, что
лекций больше не будет.
Когда я проснулся на
следующий день, на полу нашей дачи врастяжку спал Карл Иваныч Гамм. Пепко спал совсем одетый на лавке, подложив связку
лекций вместо подушки. Меня охватило какое-то жуткое чувство: и стыдно, и гадко, и хотелось убежать от самого себя.
Наконец, в исходе августа все было улажено, и
лекции открылись в
следующем порядке: Григорий Иваныч читал чистую, высшую математику; Иван Ипатыч — прикладную математику и опытную физику; Левицкий — логику и философию; Яковкин — русскую историю, географию и статистику; профессор Цеплин — всеобщую историю; профессор Фукс — натуральную историю; профессор Герман — латинскую литературу и древности...
Наглядным доказательством участия, возбуждаемого Аполлоном Григорьевым в преподавателях, может служить то обстоятельство, что малообщительный декан Никита Иванович Крылов, — недавно женившийся на красавице Люб. Фед. Корш, выходя с
лекции, пригласил Аполлона в
следующее воскресенье к себе пить чай.
Тому назад давно — я воспитывался в то время в одном из военно-учебных заведений, и как сейчас помню, что это было на
следующее утро после какого-то великолепно удавшегося торжественного дня, — мы слушали первую
лекцию статистики.
«По распоряжению г. управляющего министерством народного просвещения, вследствие беспорядков, бывших на
лекции г. профессора Костомарова, навлекающих нарекания на студентов здешнего университета, прекращаются разрешенные прежде публичные
лекции следующих гг. профессоров и преподавателей: Костомарова, Утина, Спасовича, Менделеева, Калиновского, Благовещенского, Ивановского, Гайковского, Лохвицкого и Гадолина».
Через неделю Костомаров объявил, что его
лекции вновь открываются в зале Руадзе. Сонм противников уже совсем было приготовился к новому великому скандалу «во имя свободы», как вдруг на
следующий день в «Северной Почте» появилось
следующее объявление.
На
следующий день, вместо географической
лекции, читались
лекции по русской истории, и интерес еще более возрастал. А на третий день кто-нибудь из молодых людей читал вслух какое-нибудь из подходящих произведений Пушкина, Гоголя, Тургенева, Писемского и Григоровича. Внимали этим чтениям матросы восторженно. Особенно им нравились «Записки охотника» и «Антон — Горемыка».
Когда вино было выпито, Магнус закурил папиросу (он курит папиросы), обвел взором слушателей, как лектор перед началом
лекции, приветливо кивнул совсем поблекшему Топпи и сказал
следующее… хотя он был явно пьян и глаза его налились кровью, голос его был тверд и речь размеренно спокойна...
— Но уж по «семерице-то» он поставит, — убежденно изрекает Боб. Действительно, они получили по семерице. Снисходительным экзаменаторам не хотелось испортить им аттестата. И мы с новым рвением схватились за
лекции по
следующему предмету.